Снежно и холодно было в лесах под Валдаем в апреле 1942 года. Здесь и упал сбитый фашистами самолет молодого летчика Алексея Маресьева. И ехала я в деревеньку Плав на встречу с человеком, спасшим его, – Александром Вихровым.
Накануне, собираясь в командировку, спросила у соседского мальчишки, кто такой Маресьев? Оказалось, что краем уха слышал о Мавроди, а Маресьева что-то не припомнит. Его сверстники «Повестью о настоящем человеке» не зачитываются, и о мужественном летчике, который сбил во время войны 11 вражеских самолетов (из них 7 – будучи безногим!), не знают.
Для людей старшего поколения повесть Бориса Полевого была произведением хрестоматийным. И мы считали ее полностью документальной, за исключением разве что фамилии героя. В книге – Мересьев, а в жизни Маресьев. А вот встретилась с Вихровым и поняла: не все так было, как написано. В жизни все оказалось и страшнее, и труднее. «Не наш ли летчик?»
Восемнадцать дней раненый Алексей Маресьев, выбравшись из подбитого врагом самолета, полз лесом к своим. Единственное, что ел – муравьев, которых он мокрой ладонью вылавливал из оттаявших муравейников. Это сам летчик рассказывал. И не испуганные мальчишки его в лесу нашли, а юноши Сергей, работавший в ту пору в колхозе бригадиром, и Александр, который был всего на 4 года младше летчика. Вот как сам Вихров рассказывает об этом.
- Прошел по деревне слух, что кто-то кричит в лесу за болотом. Мы с Сергеем и пошли посмотреть. Было это 22 апреля. Холодно, мокро, болото кругом, а летчик лежит беспомощный. Идти он не мог, только ползком. Как выжил – не знаю, видно, сердце у него было крепкое. Пошли мы за лошаденкой и привезли его к нам в избу. В баню отнесли, напарили. Вшей у него было! Двое суток в нашей избе лежал. А мы тем временем в войсковую часть за 7 километров сбегали, о находке сообщили. Приехал капитан с солдатами и забрал летчика в госпиталь. Он тогда уже и говорить не мог. Но на прощание шепнул: «Ребята, жив буду – пролечу над деревней, сброшу вам что-нибудь».
А мы, дураки, и ждали. Как какой самолет – мы головы кверху: не наш ли летчик летит, не нам ли посылочку сбросит? Не знали тогда плавские ребята, что мается еще Маресьев по госпиталям, что пытаются еще врачи спасти его отмороженные и раненые ноги. - Вот если бы раньше меня нашли! – не раз слышали от него. - А могли и вообще не найти, – говорил мне Вихров, и в голосе звучала обида. – Не пришел бы тогда к нам в деревню мужик из Кувшин, да не сказал бы, что голос на болоте слышал, или поленились бы мы с Сергеем столько километров пробежать – так и навсегда бы он в том болоте остался. К Маресьеву в гости
Но, что случилось, то случилось, и теперь уже врачи решали проблемы Маресьева. Гипс на сломанные ноги нельзя было наложить, потому что гангрена началась, и обморожение лечить – тоже: перелом мешал. Ноги пришлось ампутировать. Обе. Потом вышло так, как в книге написано: учился ходить без ног, бегать, танцевать, управлять самолетом, бить фашистов. Вот только тросточкой, как это написано в книге, не пользовался никогда, и в медсестру Олю не влюблялся. А потом научился в теннис играть, на коньках и лыжах кататься.
Война тем временем к концу шла. Маресьев снова встал в строй, то есть, сел за штурвал. На его счету уже было 11 сбитых самолетов и звезда Героя, и Борис Полевой написал о необыкновенном летчике свою знаменитую повесть. В 1945-м она появилась в газете.
- Мы к тому времени уже и думать забыли о найденном летчике, мало ль за войну всяких интересных событий случилось, – вспоминает Вихров. – А тут учительница стала вслух газету читать про этого летчика. Я и говорю: уж не про нашего ли летчика это написано? Хоть имя мое и не так названо, а все ж похоже очень.
Вот и послали мы с Сергеем запрос в Москву, в справочное бюро, чтоб узнать адрес Алексея Маресьева. А потом написали ему: так, мол, и так, мы рады, что вы живы. Он ответил. Спросил, может, помочь чем. Не могли ж мы ему написать, мол, пришли нам хоть хлеба кусок – голодаем! Маресьев, правда, прислал нам 500 рублей…
А потом в 1965-м пригласил нас с Сергеем в Москву на День Победы. Мы уже семейные к тому времени были. А жили очень бедно. «Вам, небось, по костюму Маресьев подарит», – завистливо говорили в деревне, когда мы уезжали. Приехали мы в Москву, вышли из вагона – народу целая площадь! И все оказывается, нас встречают! И по радио объявляют, что вот, мол, они прибыли. Маресьев нас в свою машину посадил.
Корреспонденты набежали, спрашивают, фотографируют… Поселили нас в большой гостинице на улице Горького. Талоны на бесплатное питание выдали. Машину за нами закрепили. И что ни день – везут на встречи! И так восемь дней. Надоело нам. Говорят, что сам Брежнев с нами встретиться хотел, да не успел. Уехали мы с Сергеем. - А костюмы подарил вам Маресьев? - Нет. Только женам по платку. А потом уж его помощница Анастасия Илларионовна приезжала, два мешка одежды привезла. Не новой, конечно, но хорошей.
А сам Маресьев к нам так и не собрался приехать. А люди ждали… Открыточки, правда, присылал. А потом перестал. Я его поздравляю, а он молчит. Зазнался, наверное.
Последние полвека Алексей Маресьев возглавлял Российский комитет ветеранов Великой Отечественной войны. «Не любил Маресьев почему-то Валдай, – сказали мне в местном комитете культуры. – Как ни приглашали – не едет! Ни на 50-летие Победы, ни на 500-летие основания Валдая».
В последние годы не был Маресьев избалован вниманием, на иные торжества даже забывали его приглашать. И это чувствовали в деревеньке Плав. Раньше-то здесь отбою от экскурсантов не было, со всего Союза люди ехали. А в последние два десятилетия затишье наступило. Идеология не та, не те кумиры. Но разве не вечна тема борьбы человека за жизнь, разве потерян престиж мужества, смелости, силы воли? Не случайно через 5 лет после неожиданной смерти Маресьева (а умер он от инфаркта в свой 85-й день рождения, за час до начала торжества по случаю его юбилея) была учреждена Международная премия имени А.П. Маресьева «За волю к жизни».
Она присуждается людям, продемонстрировавшим образцы героизма и стойкости в условиях тяжелейших испытаний, выпавших на их долю, и сумевшим достойно преодолеть их и проявить при этом необыкновенную волю к полноценной жизни.
…Об этом думалось в пути по дороге домой. А мимо мелькали те же черные деревеньки. В одной женщины в теплых платках покупали в автолавке хлеб и сушки, в другой на берегу озера строились богатые коттеджи московских и питерских дачников. Жизнь шла своим чередом.
«…В том году(1942) весна была ранней. Уже в начале марта яркое солнце растопило снег, расквасило дороги. Танки, артиллерия, автомашины — все буквально тонуло в грязи. Солдаты перетаскивали орудия на руках. Новое наступление фронта, начатое 14 марта, имело своей ближайшей задачей освобождение Старой Руссы и в дальнейшем выход на р. Шелонь на участке Сольцы — Дно. Но и эта операция из-за бездорожья успеха не имела.» (П.А.Курочкин, ген-полк., герой СССР, мемуары) Кому верить: Петрищевой или Курочкину? Немецкие сводки за апрель 1942 г о боях в этом регионе подтверждают данные Курочкина. Путаница получается однако.
Добавлять комментарии могут только зарегистрированные пользователи. [ Регистрация | Вход ]
